Обсуджать с интелектуалом важную тему за полтора часа  – как пытаться пересечь море вплавь. Это сразу становится понятно после первых минут общения с эстонским ученым Юло Вооглайдом – автором новых подходов в управлении, социологии и педагогике.

80-летний почетный профессор Тартуского университета в свои годы активно занимается преподаванием и консультированием. В этот раз он приехал в Киев на приглашение Киево-Могилянской бизнес-школы прочитать лекцию.

“Меня интересует изменения в системе образования. Что нужно сделать, чтобы ее улучшить?” – спрашиваю Юло перед его выступлением.

Он улыбается и разводит руками: “Нам и трех дней не хватит, чтобы обсудить этот вопрос”.

Мы и вправду начинаем беседовать о семье, но затем разговор переходит к школе и сложности принятия решений о ее изменении.

В Эстонии три экспериментальные школы работают по педагогическим методикам Юло Вооглайда. Их суть сводится к следующему: активное участие детей в жизни школы; общение, а не обращение; приобретение опыта и применение знаний.

А еще Вооглайд не устает повторять: развитие ребенка начинается именно в семье, школа не может всего исправить. Поэтому важна андрогогика – обучение взрослых тому, как не убить талант детей. Ведь это – самый большой дар и чудо.

Вооглайд также известен как активный участник изменений Советского Союза и независимой Эстонии – был в составе делегации, которая вела переговоры с Михаилом Горбачевым о выходе своей республики из СССР.

Он также был депутатом эстонского парламента, сооснователем Ассоциации Педагогов для Взрослых и многих образовательных союзов, а также президентом Эстонского Римского клуба.

Сейчас сам Вооглайд живет на хуторе близ Таллина, где находится его кузница, мастерская для работы с деревом и летняя аудитория для занятий под открытым небом.

О ВАЖНОСТИ СЕМЬИ В ВОСПИТАНИИ РЕБЕНКА

Я предлагаю сформулировать концентры образования. Последний концентр – смерть, а самый первый – утробное образование. Когда мама эмоционально стабильна, ребенка ждут и уже любят – это очень важно для его развития.

Дальше – собственно рождение и первые три года жизни. Этот концентр мы называем “гнездо”.

В конце третьего года жизни человек знает родной язык, у него сформировалось чувство “я”, “мы”, “они”.

Он знает основные этические вещи – что плохо, что нельзя. Нельзя пихать булавки в розетку, сбрасывать хрустальную вазу с верхней полки, лазить по подоконнику у открытого окна на пятом этаже. И кое-что обязательно надо – например, умываться каждый день, мыть руки перед едой.

Почему это важно? Если не ясно, как должно быть, что обязательно, а что запрещено – тогда может оказаться, что все запрещено. Ребенок сидит как будто в тюрьме. А там плохо. Хочется убежать.

Вы же не раз слышали “Ты куда пошел?”, “Кто тебе позволил?”… Ребенок все время слышит упреки, повышенные голоса, приказы и запреты.

Юло Вооглайд: “Если не ясно, как должно быть, что обязательно, а что запрещено – тогда может оказаться, что все запрещено. Ребенок сидит как будто в тюрьме. А там плохо. Хочется убежать”

Я проводил такой эксперимент со своими студентами. Дал им лист бумаги, разделенный на две части. Попросил пойти к знакомым или друзьям, у кого есть маленькие дети. И ставить галочки справа, если они слышат запрет или приказ, а слева – если родители говорят что-либо другое. Как вы думаете, где было больше галочек? Справа.

Поэтому в разговоре об образовании важна не школа, не детский сад – а семья.

Но вернемся к трехлетнему ребенку. Как только у него проявляется к чему-то интерес, нужно его поддерживать.

К примеру, спички. Надо найти время научить ребенка ими пользоваться. Я так делал со своими внуками – мы садились возле камина и учились их правильно зажигать. Ведь когда спичка загорается, он пугается и бросает. Не надо бояться, когда спички загораются, мы их просто бросаем в камин.

Или утюг. Сперва я держу его и показываю, что он холодный. Говорю: “Я воткну его в розетку, он станет горячий – обожжешься”. Иду в соседнюю комнату за мазью от ожога (смеется). Ведь я знаю, что он точно возьмет горячий утюг и через несколько минут будет крик.

Но из этой истории ребенок получает два очень важных опыта: 1) утюг горячий, 2) дедушка говорит правду.

И то, и другое – очень ценно для развития ребенка.

Опыт заменить нельзя ничем. И чем больше предоставить опыта, тем лучше.

Вот еще интересный момент. Если поставить детей возле невысокой ступеньки, некоторые поползут на нее, упадут и больше не захотят пробовать. Но некоторые будут делать то же самое много-много раз, пока не спустятся безопасно.

Расскажу об одном эксперименте. Берем 100 мышей. Опускаем на них блестящий предмет с электричеством. Как только какая-то мышь потрогает блёсточку носом – удар, писк, и все разбегаются.

В первый раз все прибегут поинтересоваться. Один получит удар, кричит – и все разбегаются. Через 10 минут опускаем снова. Посмотреть придёт примерно половина. Опять получают удар, все разбегаются. Через 10 минут – опять. Придет не больше 15 штук. Опять через 10 минут то же самое – придет 3-5. Теперь этих мышей можно отметить кисточкой. Можно снова опустить туда предмет, и только эти придут пробовать опять.

А теперь изменим эксперимент. Создадим для мышей невыносимые условия жизни. Они должны выйти через люк, иначе умрут с голоду. Но как только ставишь на люк лапу – получаешь удар током.

Так вот, некоторые умерли с голода. Но вот те упорные, которые “не учатся” – прорываются и ведут за собой тех, кто еще мог бежать.

Именно эти мыши спасли популяцию.

И в школе, и детском садике, и в доме особенно ругают тех, кто не учится: “Я тебе сколько раз говорил!”, “Как ты не можешь это запомнить”! Но потом они ведут жизнь вперед.

Юло Вооглайд: “И в школе, и детском садике, и в доме особенно ругают тех, кто не учится. Но потом они ведут жизнь вперед”

После трех лет наступает период, который мы условно называем “подставка”. Это период готовности к школе. Дети уже не писают в штаны, умеют читать стихотворения и молчать, когда говорят другие.

Но здесь еще важно помнить, что у шестилетнего ребенка основной инструмент развития – графическое самовыражение. И когда в этом возрасте детям говорят: “Ну, ты же большая девочка, надо уже не рисовать, а считать” – это означает, что родители пытаются заменить эмоциональное рациональным. И таким образом формируют проблему на будущее.

Эта проблема проявляется не в следующем этапе развития – а через одну ступеньку. Те дети, которым не уделили достаточно эмоционального внимания, в начальной школе поначалу справляются со всем, но в 4-5 классах становятся неустойчивыми, злыми, делают друг другу больно.

Этот период связан с появлением негативизма. То есть, вы говорите: “Уже поздно, пора спать”, а ребенок отвечает – а ты сам иди спать. Хотя до этого все было нормально.

Это этап развития, и он пройдет – за месяц-полтора. С этим надо бороться просто юмором.

Период 12-13 лет еще хуже, чем период негативизма – это период пубертата. Физическое, духовное и социальное входят в противоречие.

В средней школе уже есть те, кто рожает детей. Их немного, но они есть. Физически девушка уже готова к беременности, но социально – нет, да и интеллектуально не готова. Но ей хочется, чтобы все рассматривали её как взрослую. Мальчики хотят чувствовать себя мужчинами, они курят, говорят плохие слова.

Нужно, например, пригласить ребенка поехать в поход, воспринимать его как взрослого. Похвалить: вот, до сих пор ты был еще маленький, а теперь я поручаю тебе важное задание.

Если ему так говорят, тогда это противоречие снимается и ему становиться легче.

Если нет специальной подготовки, как себя вести с мальчиками-девочками в пубертатном периоде – тогда могут возникать конфликты, которые будут углубляться.

ОБ ИНТЕРЕСЕ К УЧЕБЕ, СЕМЬЕ И ТАЛАНТАХ

Интерес в учебе, конечно, важен. Но он не достаточный (растопыривает три пальца).

Вот верхний палец – это интерес. Но требуется воля, чтобы не бросил на полпути. И вера в самого себя, что я могу, что даже если я сегодня не справился, у меня все получится.

Интерес, воля и вера вместе составляют ценность – а не “интерес” сам по себе.

Основная сфера воспитания – семья, школа только помогает семье. Единственные, кто могут определять процессы становления ребенка – это семья и родители. А в школе люди в принципе должны быть с профессиональной подготовкой и консультировать родителей.

Юло Вооглайд: “Интерес, воля и вера вместе составляют ценность – а не “интерес” сам по себе”

И поэтому я бы сказал, что в первую очередь важна не педагогика, а андрогоника – работа со взрослыми, учителей с родителями. Чтобы помочь им справиться с ребенком.

И это помогает тому, чтобы ребенок вырос образованным человеком – не просто стал взрослый, но и умный, уравновешенный, добрый, честный.

С чего начинать?

Надо понять, что “среднего” ребенка нет – все особые, все талантливые.

Самая важна ценность, что есть у народа – талант. Большинство таланта погибает даже раньше, чем ребенок вообще попадет в школу.

Вот эти все замечания “Ты куда пошел! Делай быстрее! Ты что здесь наляпал?” губительны. Вместо того, чтобы рисовать, дети делают по шаблону, который покажет учитель. И это убивает творчество.

Как только убить творчество – прерывается развитие.

Юло Вооглайд: “Процесс воспитания заключается в том, чтобы человек не просто узнал Заповеди – а усвоил их и вел себя согласно этому. Чтобы, естественно, не врал, не грабил, не убивал”

О ВАЖНОСТИ УВАЖЕНИЯ К УЧИТЕЛЯМ

Учителя нередко уставшие, заработная плата низкая, “другие зарабатывают в разы больше, а кто ничего не умеет – становится учителем”. Это ужасная установка.

Мы были в Южной Корее. В воскресенье они гуляют в парку – дети впереди, потом бабушки-дедушки, мамы-папы. Вдруг я вижу, как они кланяются до земли. Спрашиваю: “Почему вы так глубоко кланяетесь?”

Отвечают: “Это – учитель”.

Там очень сильное уважение к учителям.

Юло Воогланд: “Учителя нередко уставшие, заработная плата низкая, “другие зарабатывают в разы больше, а кто ничего не умеет – становится учителем”. Это ужасная установка”

Их зарплата приравнивается к зарплате высших чиновников. Если они хотят себе повысить зарплату, они должны повысить ее для всех учителей.

Мне кажется, в Украине писатели, художники, философы, авторитетные люди должны как-то раскрыть то, что будущее определяет учитель. Иначе народ остается без будущего.

ОБ ОТЛИЧИЯХ ТЕХ ШКОЛ, КОТОРЫЕ УЧАТСЯ ПО МЕТОДИКЕ ВООГЛАЙДА И ОЦЕНКЕ ЗНАНИЙ

Чем отличаются школы, где учат по моей методике, от остальных?

Например, ученик и учитель – это субъекты. Обычно в школе учитель – субъект, а ученик – объект. Мелочь вроде бы, но это – краеугольный камень.

В наших школах общаются, а не обращаются. В основном в школах обращаются: директор обращается к учителям, наказывает, все время кто-то виноват, “что ты наделал”.

Дети все время виновны: кто-то плохо учился, кто-то вообще не выучил урок. Дети все время слышат, что с ними говорят повышенным голосом, все время указывают на недостатки.

Допустим, я – молодой парень, и скажу вам какое-то очень длинное китайское слово, например, “ухо”, и поцелую в ухо? Вы, скорее всего, запомните длинное слово, потому что есть эмоциональная привязка.

Если она есть, тогда интересно учиться. Если добрый учитель, то дети смеются, глаза горят, щеки красные – это результат общения.

А бывает наоборот – лицо белое, грустное, то нога болит, то голова, лишь бы в школу не идти.

В наших школах есть оценки в старших классах, хотя оценки – это очень плохой источник формализма.

Во-первых, учителя не умеют оценивать.

Допустим, учительница поставила ребенку “тройку”. Я спрашиваю: “За что?” – “Кое-что знал, но вообще очень мало, меньше половины”.

Я спрашиваю: “Значит, эта оценка означает, какой процент он знал? 100% – если все знал, “пятерка”, 80% – “четверка”, меньше половины – “тройка”, а еще меньше – “двойка”, правильно?” – “Да”.

“Так, может, надо было учесть качество знаний?” – “В каком смысле?..”

И вот здесь мы упираемся в вопрос – а на основе чего вообще определять качество знаний, что вообще характеризует качество знаний? Мало кто когда-нибудь думал об этом.

Схема знаний Юло Воогланда: “компетентность-системность”, “практика-опыт”, “обновление – учение нового”, “сомнения – твердые знания”, “ширина – глубина”, “объём знаний – упорядоченность”. Фото с его страницы в Facebook

“Компетентность-системность”, “практика-опыт”, “обновление – учение нового”, “сомнения – твердые знания”, “ширина – глубина”, “объём знаний – упорядоченность”.

Вот есть объем знаний. Об этом мы как раз говорили с учительницей. Но не менее важна упорядоченность знаний – в голове должны быть вот эти этажерки или соты, чтобы всякое знание можно было найти. Это сложнее создать, нежели просто увеличить объём знаний.

Классификация и тому подобное помогают создать эти этажерки в голове. Я знаю полиглота с абсолютной памятью, который знает абсолютно все. Спрашиваю: “Ты это знаешь?” – “Да, но не могу сейчас вспомнить”.

Не может вспомнить, потому что не хватает этажерок.

Далее, не менее важны знания о фундаментальных законах и их проявлении – закономерность. И прикладное – что с ними делать.

Как звучит закон физики и можно ли его использовать? Возьмем закон Паскаля – как газы и жидкости передают давление? Благодаря этому закону можно понять, как работает тормоз автомобиля.

Еще важна устойчивость знаний. Для этого повторяют материал, используют всевозможные практики.

И обновленность знаний – если не запомнил старое, то даже не знаешь, что новое. А если усвоил новое, то старое все равно надо помнить.

Далее. Я всегда пишу “твердые знания“, то есть четкие знания. Но они достигаются путем преодоления сомнений – значит, сомнения должны предшествовать появлению этих “твердых знаний”.

Благодаря тому, что мы что-то знаем твердо – в каких-то вещах можно сомневаться. Если мы твердо не знаем, то не можем сомневаться ни в чем.

Далее, условно говоря, “пласт и болт”.

Что это значит? Обо всем надо знать что-то, и о чем-то надо знать все. Болт пронизывает, это – узкие знания, но которые идут до конца. А пласт не может быть очень толстый, но он широкий. Это другие знания, которые не должны быть такими глубокими.

Кроме того, нужны системность и комплексность.

Юло Воогланд: “Я знаю полиглота с абсолютной памятью, который знает абсолютно все. Спрашиваю: “Ты это знаешь?” – “Да, но не могу сейчас вспомнить”

Комплексность – это необходимость смотреть на что-то с разных сторон. Вы можете сказать, что это кружка. А может, это какой-то цилиндр? Надо посмотреть сверху, сбоку.

А теперь рассмотрим системность. Возьмем какую-то часть чего-то, например, ногу. Ее ведь тоже надо рассматривать как часть большой другой системы, и каждая клетка ноги носит информацию о целом организме.

Вот это все – о знаниях. Как их можно оценить простой оценкой?

ОБ ИЗМЕНЕНИЯХ СИСТЕМЫ ОБРАЗОВАНИЯ

Почти во всех странах люди не в восторге от системы образования. У финнов вышла книга “Лучшая школа в мире?” Да-да, в конце стоит вопросительный знак. Ее написали два доктора педагогических наук – вот, даже финны не довольны своей системой образования.

Но если мы говорим о том, что надо менять, то нужно помнить, что исправить можно то, что в принципе хорошее. А совершенствовать глупость не разумно.

Нужно понять, как обстоят дела в сфере образования. Устранить можно причины. Их надо выявить, огласить – и тогда создать систему по устранению этих причин. Учебник, программы, учителя, школьное оборудование, время, пространство, стадионы, бассейны – все, от чего зависит учеба.

Нужно нарисовать себе круг, где определить, как все есть сейчас – и как должно быть.

Я помогаю разобраться в этом пункте при помощи модели бочки. Какой смысл шлифовать одну доску бочки, если этой доски вообще нет? У моряков та же модель с цепью. Якорь держит столько, сколько держит самое слабое звено. Эффективная функция системы.

Поэтому важны и учебники, и учителя, и все остальное. То есть здесь важна система.

Что еще важно. Если сейчас посмотреть на систему образования, то это вообще не образование. Это просто передача знаний, но не образование.

Цель школы – дать подготовку к обучению на следующем этапе обучения. После университета – бакалаврат, магистериум, постдокторская. Постоянная цель – учиться дальше.

А когда формируется личность? Когда формируется человек как член общества и представитель культуры, который умеет создать свою семью, воспитывать семью, умеет работать.

Образованность не творит чудо. Образованность – всего лишь предпосылка к принятию решения, процессы, результаты, их количество, качество, срок.

И все эти процессы должны быть кому-то нужными, их нельзя просто “делать”. Все это замкнуто и циклично.

Откуда-то надо начать изменения. Давайте разберем это. Вот, нам надо принять решение, как изменить систему образования.

Часть схемы, объясняющей, как “делать решения”. Для этого нужны: информированность (а не просто информация), образованность (а не просто образование), опыт. А также средства для достижения цели, предвидение не только результатов, но и последствий. Фото с его страницы в Facebook

По-русски говорят “принимать решение”. Решение надо делать, а не “принимать”. Принимать можно то, что другие сделали. По-английски make decision – это именно “делать решение”.

Его можно “делать”, когда есть образованность, информированность и опыт. Без опыта ничего не будет. И вот эти компоненты работают все вместе. Я бы не сказал, что из этих трех пунктов какой-то важнее остальных.

С другой стороны, требуются права, обязанности и ответственность. Родительская ответственность и ответственность ребенка за родителей потом, место работы, должность, гражданство.

Да и ответственность можно разделить на формальную (административную) и моральную. Бывает, что административное право есть – нажать на какую-то кнопку, а морального права нет. Например, у депутата.

Вот у нас есть представление, что мы бы хотели получить от ребенка к некому строку. Цели можно достигать, если есть средства. Цель без средств – ничего, ее нельзя достичь. Одно без другого – бессмыслица.

Но тут еще одна интересная вещь. Делать решения люди могут только в ситуации свободы выбора.

Я назову четыре критерия свободы выбора.

Первое: человек убежден, что он свободный, может сделать так, как ему кажется правильным. И никто не будет придираться или ущемлять его за то, что вел себя согласно своему усмотрению.

Во-вторых, есть, по меньшей мере, две возможности, а лучше если больше.

Третье: надо иметь возможность добавить альтернативу. Предположим, есть пять вариантов, но одного удовлетворительного нет. Нужно иметь возможность добавить еще один.

Четвертое: надо иметь ум, чтобы понять, что это очень серьезно и шутить совершенно неуместно. Это и есть свобода выбора.

В ситуации принуждения нельзя принимать решение.

Юло Воогланд: “Делать решения люди могут только в ситуации свободы выбора”

Решение надо выполнять, и вместе с ним мы рассматриваем результат и последствия.

Почему мы говорим о последствиях, а не только о результате? Потому что они тоже возникают. Кто воспитывает хулиганов? Никто, но они есть. Это последствие педагогического результата.

Соответственно, на последствия сразу надо проектировать систему мер. И соответственно – что с ними делать, если они все-таки есть. Это тоже нужно. И все важно.

Но самое важное – чувство ответственности и активность. Что за общество, если нет этих двух? Но единственный путь их формирования лежит через реальное участие в решении.

Что делать в школе?

Надо создать детям возможность делать решения (make decisions). Чтобы они сами организовывали всякие мероприятия, походы и лагеря. Дети должны делать это сами. Их задачи могут усложняться по мере того, как они растут.

Первый класс нельзя отправить в лес или на лыжный поход. Но они могут собираться в парке, смотреть белок и что-то придумывать. Если дети все решают сами – они берут на себя ответственность. Как в организации похода: кто взял с собой лекарства, кто взял дождевики, кто умеет костер зажигать, бумага есть, спички есть.

Детям надо предоставить возможность решать самим и получать опыт. Без опыта нет образования.

Галина Тытыш, УП